Вельяминовы. За горизонт. Книга 3 - Нелли Шульман

– Полковнику никто не пишет. У Коротышки есть жена, дочь, внуки, у тети Марты большая семья. Даже у полковника была жена. Я хочу, чтобы у меня было, кого любить, было, куда возвращаться домой…

Глубоко затянувшись «Голуаз», Иосиф зашагал дальше.

Маленькому Джону только прошлым Рождеством стали позволять бокал шампанского.

Выпивку на Ганновер-сквер не прятали. В библиотеке стоял антикварный, времен русского императора Петра, поставец, резной, пожелтевшей кости. Вещь перекочевала в особняк Кроу с Джоном и Полиной:

– Ваш отец, – тетя вздохнула, – перед отъездом нашел шкаф в подвалах замка. Он просил меня присмотреть за поставцом. Это работа холмогорских мастеров, личный подарок императора Петра вашему предку… – в подвалах замка, как думал Джон, хватило бы экспонатов на еще одну галерею Британского Музея. Тетя Марта добавила:

– С поставцом отыскался дневник тогдашнего герцога Экзетера. Он принимал Петра в Англии от имени короны… – в дневнике, связке хрупких листов, разбирался дядя Джованни:

– В поставец, как положено, поставили бутылки, – юноша поймал себя на улыбке, – он не запирается. У тети Марты и дяди Максима все комнаты нараспашку… – тетя Марта не хранила дома никаких рабочих документов. В сейфе, в библиотеке, лежали бумаги по имению и особняку. До совершеннолетия Питера делами «К и К» управлял совет директоров компании:

– Тетя Марта приезжает на заседания вместе с Питером, – вспомнил Джон, – в конторе у нее есть кабинет… – всему особняку было известно, где хранится спиртное, однако, как заметил Питер, они не хотели разочаровывать родителей. Ворон однажды завел разговор о коктейлях. Младший Кроу оборвал двоюродного дядю:

– Мама и Волк нам доверяют, – холодно сказал Питер, – я не собираюсь их обманывать. Подожди еще два года, тебе нальют шампанского, как старшим…

В прокуренном подвальчике с расстроенным пианино никто не интересовался возрастом Джона. У входа висела засиженная мухами афиша знаменитого фильма. Юноша бросил взгляд в сторону открытой в жаркую ночь двери:

– Дядя Эмиль сюда не ездил во время войны, но кажется, что на плакате именно он… – покойный Хамфри Богарт, едва заметно улыбался, надвинув шляпу на бровь. Пианист бренчал что-то похожее на рок, немногие пары танцевали:

– Ева тоже танцует… – Джон залпом выпил полбокала шампанского, – на нее всегда обращают внимание… – кузина отмахивалась:

– Я привыкла. В Нью-Йорке некоторые мужчины рискуют жизнью, пытаясь со мной познакомиться… – Ева рассказала, как прохожий едва не устроил аварию, засмотревшись на нее на пешеходном переходе:

– Таксист начал гудеть, – хихикнула кузина, – тогда парень опомнился… – Джон понял, что в подвальчике мало женщин. Он помнил рассказы отца о службе в Северной Африке:

– Местные девушки сюда не ходят, это неприлично, а европейских женщин здесь мало. Французы уезжают в метрополию, евреи в Израиль. Скоро в Марокко останутся одни арабы, что бы там король ни говорил… – Джону хотелось потанцевать, но приглашать кузину он опасался:

– Она меня выше на две головы даже без каблуков… – вокруг длинных, загорелых ног девушки развевался тонкий шелк. Вернувшись в особняк после музея, Ева вытащила из саквояжа платье. Джон узнал наряд:

– Она носила платье на первом ужине с королем, когда мы приехали. Ей идет пурпур, она становится, словно королева… – припарковав виллис на боковой улочке рядом с баром, Ева весело заметила:

– Потом переоденусь. Не идти же мне на танцы в штанах и баскетбольной майке… – они решили разделить бутылку шампанского:

– Но не больше, – покачала головой девушка, – остается еще четыре часа езды до Эс-Сувейры… – они рассчитывали оказаться на атлантическом побережье к рассвету. Найдя на столе сигареты, Джон чиркнул скверной, бумажной спичкой:

– В любом случае, здесь все меня старше… – он немного стеснялся взрослых девушек, – в Эс-Сувейре тоже есть бары. Мы с Фридой найдем, где потанцевать… – в письмах кузина объясняла, что почти каждый шабат ездит в Тель-Авив с приятелями:

– Больше у нас развлекаться негде, – читал он неряшливый почерк, – в кибуце ложатся спать с петухами… – Джон широко зевнул:

– Я бы и сам сейчас поспал… – от шампанского его всегда клонило в дремоту, – но надо сесть за руль, сменить Еву… – он нашел глазами темноволосую голову кузины:

– Еще пара танцев, пианист устроит перерыв и пора ехать… – Джон сначала не обратил внимания на мужчину в арабском наряде, спускающегося по стертым ступеням в подвальчик. В тусклом свете лампочки у входа блеснула ухоженная, светлая борода. Юноша замер:

– Тетя Марта показывала мне фото в альбоме материалов военных лет. Он навещал Касабланку, со старшим фон Рабе… – скользнув острым взглядом по подиуму с танцующими парами, Вальтер Рауфф миновал барную стойку. Бывший эсэсовец скрылся за неприметной дверью в углу.

Официально считалось, что Адольф Ритберг фон Теттау проводит пасхальные каникулы с дядей. Господин Ритберг лично приехал в закрытую школу племянника:

– У нас есть семейные дела, – обаятельно улыбнулся он, доставая паркер с золотым пером, – думаю, оценки Адольфа позволяют ему продлить отдых… – оценки у Адольфа были блестящие. Директор пансиона принял чек, выписанный на цюрихский банк:

– Школа только выиграет… – господин Ритберг щелкнул ухоженными пальцами, – от нового теннисного корта или химической лаборатории… – глава интерната почтительно кивнул:

– Ни о чем не беспокойтесь, герр Ритберг. Адольф серьезный мальчик, на каникулах он продолжит занятия… – племянник уложил в багаж учебник истории, руководства по испанскому и арабскому языкам:

– Я бы взял тебя с собой, как обещал, – извинился дядя, – но меня ждут серьезные переговоры… – господин Ритберг летел в Саудовскую Аравию обговаривать свои интересы в разработке новых нефтяных месторождений:

– Я не смогу за тобой присмотреть, – вздохнул он, – но дядя Вальтер встретит тебя в Касабланке. Он тебе покажет другую Африку, не экваториальную… – Макс потрепал мальчика по плечу:

– Ты, наверное, не захочешь возвращаться в тропики, после инцидента в Конго… – Адольф весело отозвался:

– Это была случайность, дядя. Теперь я знаю, что в тех местах надо соблюдать особую осторожность… – дядя Вальтер уверил его, что в Сахаре змей гораздо меньше:

– Но ты прав, – он усадил Адольфа в закрытый лимузин, – и здесь надо вести себя разумно, учитывая, что змеи будут просыпаться вместе с нами… – белые зубы блеснули в улыбке:

– В те ночи, когда нас ждут тренировочные марши, разумеется… – справившись по карте, Адольф понял, что летит в самое сердце Африки:

– Называется Центральноафриканская Республика… – он с аппетитом ел сладкие пирожки, запивая их чаем с мятой, – дядя Макс сказал, что в тех местах тоже водится уран… – после возвращения из Конго Максимилиан стал искать, как он выразился на совещании соратников, менее людную местность:

– В Конго кто только не топчется, – недовольно заметил он за обедом на вилле, – от русских до американцев. Невозможно сохранить секретность предприятия. Более того, в стране идет гражданская война. С одной стороны, это нам на руку, в мутной воде легче ловить рыбу, но с другой, я не хочу рисковать нашими людьми… – Доктор, партайгеноссе Шуман, пока сидел в джунглях на португальской территории. Как следует изучив газеты, Макс решил приказать ему податься на север:

– Гана, Нигерия, западная Африка… – он упер паркер в карту, – куда американцы пока не добрались и вряд ли доберутся. Тамошняя обезьяна, то есть президент Нкрума, выступает против влияния бывших колониалистов… – адвокат Краузе покашлял:

– По слухам, он благоволит русским, партайгеноссе фон Рабе… – Макс с хрустом разгрыз несладкий леденец. Швейцарская компания по его заказу делала особые партии конфет:

– Русские, то есть советские, нам не страшны, партайгеноссе Краузе, – легко отозвался он, – с конца войны прошло пятнадцать лет. Сроки давности по так называемым преступлениям миновали. Нас не ищут ни русские, ни союзники, по крайней мере, не на государственном уровне…

Макс мрачно подумал, что Западная Германия, тем не менее, не отказывается от судебного преследования военных преступников.

– Одной рукой они платят содержание Вальтеру, как американцы платят Барбье, а другой выносят приговоры тем, кто неосторожно попадается на глаза журналистам или частным сыщикам, вроде жида Визенталя или покойного